14.04.2017
Владимир и Серафима Золотухины: «В памятнике важна его художественная ценность»
В 2016 году первая премия конкурса ФСБ России на лучшие произведения литературы и искусства о деятельности органов Федеральной службы безопасности Российской Федерации в номинации «изобразительное искусство» была присуждена скульпторам Владимиру и Серафиме Золотухиным, авторам архитектурно-скульптурной композиции «Защитникам рубежей Отечества – пограничникам» в городе Краснодаре.
– Владимир Николаевич, Серафима Витальевна, как родилась идея композиции?

Серафима Золотухина: К тому времени определилось, что памятник будет поставлен в сквере на улице имени В.Н. Мачуги, который в связи с этим был назван сквером Пограничников (первоначально предполагалось ставить его в другом, не очень удачном, месте и даже заложили там камень). Раньше это была просто зеленая зона в микрорайоне гидростроителей, которую хотели застроить высотными домами. но жители возмутились, обратились к своему депутату Владимиру Копачеву и с его помощью отбили эту территорию.
Сейчас городские власти признали сквер особо охраняемой природной рекреационной зоной и активно его благоустраивают: поставили фонари и скамейки, разбили клумбы, на дорожках и у памятника положили плитку.
В.З.: В жюри конкурса входили представители администрации города, деятели искусств, а также представители Черноморско-Азовского Пограничного управления береговой охраны ФСБ России. Если бы не эти офицеры, нашего памятника бы не было.
С.З.: Конкуренты предлагали различные авангардные варианты, и когда обсуждался наш проект, один из членов комиссии, сам скульптор, сказал: «ну что вы так традиционно, давайте лучше что-нибудь современное». Но ему возразил подполковник – пограничник (теперь он полковник). Думаю, именно его великолепное выступление на тему, что, собственно, такое современное искусство, нас и спасло.
– А как три фигуры превратились в пять?
В.З.: По ходу работы эскиз усовершенствовался. Во многом благодаря пограничникам, которые нас направляли. Не командовали, а просто высказывали какие-то свои пожелания. например, полковник-пограничник (он сейчас в запасе), который также был в конкурсной комиссии, предложил включить в композицию Илью Муромца как первого защитника рубежей Отечества и покровителя пограничных войск. В процессе добавились еще моряк, который охраняет морские границы, и линейный казак – казачество издавна защищало границы России. Эти две фигуры мы придумали сами, комиссия их только утверждала. А спецназовец преобразился в пограничника с собакой. Но на конкурс мы представили их в виде не круглых скульптур (скульптура, осматриваемая с разных сторон и окруженная свободным пространством. – Прим. ред.), как сейчас, а горельефов («высокий рельеф», вид скульптуры, в котором выпуклое изображение выступает над плоскостью фона более чем на половину объема. – Прим. ред.). То есть это была увенчанная российским гербом шестигранная стела с горельефами на пяти гранях. В общем, такое решение было принято из экономии: ведь наши конкурсы устроены таким образом, что в них выигрывает самый дешевый проект. Я этого не понимаю, ведь памятник должен быть произведением искусства, важна его художественная ценность, а не стоимость работ и материалов. Как же можно отдавать победу тому или иному проекту не потому, что он – лучший, а потому, что он на копейку дешевле остальных?! Мы же не на базаре!
С.З.: Если так рассуждать, можно просто камень с надписью поставить – это уж точно будет дешево. Словом, мы сделали макет стелы с горельефами в натуральную величину, 2,20 метра…
В.З.: И нам они не понравились. Мы сделали новый макет, уже с круглыми скульптурами. Я обратился к генерал-лейтенанту Чередниченко: «Федор Борисович, гулять так гулять! Денег на скульптуры нет, но ведь и на горельефы их не хватает. Давайте попробуем! Зато, если получится, будет настоящий памятник» – «Ну, давайте!».

В.З.: Иначе они получаются мертвыми.
С.З.: А нам хотелось, чтобы они были живыми! В общем, когда наш скульптурный цех посетил мэр, он, посмотрев на нашу работу, макет и эскиз, сказал, что это, конечно, лучше, чем первоначальный проект…
В.З.: И спросил, сколько это будет стоить. Я ответил, что в два раза дороже, на что Владимир Лазаревич сказал: «Хорошо, будем думать». И он привлек нам спонсоров.
С.З.: Изготовление скульптуры стоит дорого. Нужны материалы, нужны деньги на аренду цеха, на отопление, на оплату работы сварщика и т.п. на это уходили все средства, сами мы три года работали фактически бесплатно. К счастью, в 2011 году мы поставили памятник чернобыльцам Кубани, получили какие-то деньги.
В.З.: Благодаря чему наши фигуры выросли до трех метров (улыбается).
С.З. Мы же чувствуем пространство, если стела и скульптуры недостаточно высоки для него, они не будут смотреться.
В.З.: Нас за это упрекали: «Раз вы на такую громадину замахнулись, вот и делайте! Поставите – тогда и заплатим».
С.З.: Но у нас установка – платят нам, не платят, мы все равно работаем: это же наш проект, наша идея. Мы все сами сделаем, только дайте возможность! Вот, прислали из департамента архитектуры и градостроительства архитектора (считается, что скульптор должен обязательно с архитектором работать)…
В.З.: Так он представил такой эскиз, что в Пограничном управлении посмотрели и сказали: «нет, такого нам не надо, ваш эскиз лучше». И мэр так же сказал.
С.З.: Мы больше всего переживали не за то, заплатят нам или нет, а за то, чтобы удалось сделать работу, чтобы она не осталась в глине. И только в 2015 году нам, наконец, дали добро на литье. Городская администрация заключила договор с литейным заводом, при мэре была создана рабочая группа…
В.З.: Я раза три заседал с ними вместе и сказал: нам срочно надо начинать литье, иначе мы ничего не успеем. Напугал их (смеется).
С.З.: Вообще мы надеялись, что успеем открыть если не к 9 мая (к тому времени фигуры уже были отлиты), то хотя бы ко дню пограничника 2015 года. Но строительство затянулось, в апреле только приступили к бетонным работам. Но благодаря активному участию администрации города во главе с нашим тогдашним мэром Владимиром Лазаревичем Евлановым и его помощником, ныне мэром Краснодара, Евгением Алексеевичем Первышовым (он был куратором данного проекта), при содействии главы Карасунского внутригородского округа Николая Алексеевича Хропова строительные работы пошли полным ходом, и в результате памятник был открыт 4 декабря, в день храмового праздника Отдельного корпуса пограничной стражи Российской империи.
В.З.: Открытие прошло очень торжественно, присутствовали мэр города Владимир Евланов, митрополит Екатеринодарский и Кубанский Исидор, начальник Пограничного управления ФСБ России по Краснодарскому краю Юрий Звирык, который в своем выступлении назвал наш памятник единственным и уникальным в России, отметил, что он увековечивает заслуги и подвиги воинов-пограничников всех эпох, помогает восстановлению связи времен, непрерывности нашей истории.
– Вы говорили, что в ходе работы над памятником сотрудники пограничного управления высказывали свои пожелания. Можете рассказать подробнее?

С.З.: Но фактически нам никто ничего не указывал, мы сами себе были самыми строгими критиками. Знаете, сколько раз переделывался Илья Муромец? даже наши коллеги изумлялись: «ну что ж вы?! Все же было готово! зачем же вы все сломали?!». А я отвечала: «Вот там было не так, вот тут не так и еще в этом месте не так!». А раз ты видишь, что не так, раз тебе это не нравится, значит, ты должен это переделывать.
В.З.: Мэр как-то сказал, что это даже хорошо, что работа шла так долго, зато у нас созрел настоящий памятник. А так поставили бы сразу и потом сами были бы недовольны.
С.З.: Мы не любим работать быстро, нам хочется спокойно, не спеша делать добротную скульптуру. И чтобы никто не командовал (улыбается). Работали над фигурами до самого последнего момента. Вот идет формовка, приехала бригада форматоров, профессионалы с литейного завода, которые снимают формы под литье. И пока они с одной фигурой работают, Володя смотрит на другую и говорит: «ногу надо чуть подвинуть». Раз – и подвинул. А я иду следом и прорабатываю форму, прорабатываю складки – и боюсь, что не успею. Напряжение было очень сильное. Потом литейщики ушли, Володя смотрит на оставленные ими формы и говорит: «знаешь, вот у этого надо ухо чуть-чуть передвинуть». Мы берем тоненькую проволоку, срезаем ухо, чуть передвигаем его… и обрабатываем порошком графита, чтобы форматоры не заметили (смеется). Они же, когда форму снимают, все графитят, чтоб воск не приставал. Потому что если в каком-то месте графита не окажется, воск будет убирать тяжело. Это же как делается? Толщина воска – это толщина бронзы. Когда форму заливают, наращивается толщина бронзы, а внутрь набивается ХТС – определенная смесь кварцевого песка, смолы и кислоты.
Дальше мы работали с восковыми моделями. В этот момент тоже можно еще что-то поправить, что не получилось сделать в глине, исправить какие-то дефекты, получившиеся при формовке. В этот момент мне повезло: как раз была Пасха, литейщики в этот день не работали, поэтому мне удалось переделать навершие шлема Ильи Муромца, доделать еще кое-какие детали. В воске, конечно, мы хорошо отработали.
В.З.: А потом еще и в бронзе пришлось! Например, над лицом казака я здорово поработал.
С.З.: Мы осуществляли авторский надзор, полностью наблюдали за всем процессом. Уходили только непосредственно во время литья – это очень вредное производство. Литейщики работают в масках: пары металлов очень ядовиты. Потом возвращались и смотрели за сборкой. Если что-то получается не так, как нужно, сразу подрезали, исправляли. И вот устанавливают шашку – она отливалась отдельно, уже после фигуры – я перехватываю ее рукой, а монтажник кричит: «да вы что! Она же горячая!». А я даже не заметила (смеется). Руку положила на остывшую бронзу, чтоб ожога не было, и его не было! Потом еще со всех сторон дорабатывали фигуры. Надели очки, чтоб бронзовая пыль в глаза не летела, взяли фортуны с насадками, и вперед! Где-то что-то не нравится – убираем, подчищаем, поправляем. И только потом, когда готовые фигуры пройдут пескоструйную обработку, будут срезаны литники (части металла, оставшиеся на отлитой вещи в месте вливания металла в форму. – Прим. ред.), доделаны самые последние детали, приступают к завершающему этапу – тонировке. Все это происходило в Смоленске на литейном заводе группы компаний «Олакс», директору которого Олегу Александровичу Аксенову и нашей литейной бригаде мы очень благодарны за добросовестность, понимание, готовность помочь. Мы как-то не привыкли просить, помощников у нас нет, всегда сами все делаем, от каркаса до доводки. Потому что если кто-то другой будет делать, он все равно сделает не так.
– Говорят, если хочешь, чтобы было хорошо, делай сам.
С.З.: Да!
В.З.: Многие наши коллеги сами почти не работают, подключают талантливых ребят из числа своих бывших студентов. А я так не могу. Я считаю, что автор должен сам прочувствовать, сам лепить. если кто-то в этот процесс вмешается, я все равно его работу переделаю. Вы можете представить, чтобы лев Толстой сказал кому-то: «Ты пиши, а я потом отредактирую – и в печать»?!
С.З.: Мы должны были вернуться в Краснодар, а две фигуры оставались незатонированными, их должны были тонировать без нас. Мы так переживали, что еще раз поехали в Смоленск, убедились, что все нормально, и тогда уже спокойно поехали домой ждать, когда будет готова стела.
В.З.: А я тогда еще успел чуть-чуть глазик поправить у казака (смеется).
– Оружие и обмундирование героев памятника вы делали, основываясь на каких-то исторических источниках?
С.З.: Что-то делалось по источникам – например, меч Ильи Муромца висит именно так, как должен был висеть меч того времени. А вот в его кольчуге больше художественного, чем документального, потому что настоящая историческая кольчуга в скульптуре смотрелась бы не слишком выигрышно. Так и в остальных образах – какие-то элементы соответствуют реальным, какие-то представляют собой некое художественное обобщение.
– В прессе писали, что памятник Защитникам рубежей Отечества – пограничникам делался по уникальной технологии. О чем идет речь?
С.З.: На заводе в Италии были заказаны плиты из очень красивого зеленоватого итальянского гранита. Там их нарезали по архитектурным чертежам и привезли сюда уже готовыми. К бетону, из которого сделана стела, была прикреплена специальная арматурная сетка, а на плитах были крючки. Эти крючки цеплялись за сетку, затем внутрь заливался бетон, в результате чего получилась практически вечная и очень прочная конструкция с безупречно выдержанной геометрией (именно геометрия всегда страдает при облицовке).
В.З.: На многих памятниках между гранитными плитами, если присмотреться, можно увидеть зазоры в палец толщиной. А здесь они подогнаны совсем вплотную.
С.З.: Мы наблюдали за процессом облицовки и когда просили ускорить его, они отвечали: «Нет. Мы будем делать все по технологии, чтобы ничего не отпало и все было правильно». И мы смотрели, как они один ярус крепят, заливают, потом все должно устояться, и только после этого приступают к следующему ярусу. Тем временем привезли скульптуры, и надо было на стелу надевать венок – у нас там венок из дубовых и лавровых листьев, а в центре него пятиконечная звезда, отсылающая к Великой Отечественной. Монтажникам пришлось ждать, пока закончат облицовку, и потом краном сверху надевать на колонну венок. Когда лепили, мы рассчитали толщину стелы, чтобы венок проходил, не зацепившись, но все равно переживали, ходили вокруг… И тут нам показалось, что строители урезали нам высоту колонны, что-то она низковата. Потому что 18 метров на открытом воздухе – это не так уж и высоко, оказывается (улыбается).
В.З.: Я уже рвался в бой, хотел с ними драться (смеется)!
С.З.: Автор же всегда болеет за свою работу (улыбается). К счастью, начался монтаж герба, высота которого 2,5 метра, и композиция завершилась. По высоте все оказалось правильно. но получилось все впритык: только закончили облицовку, поставили фигуры – и сразу открытие.
– Можете рассказать о будущих работах?
В.З.: Я мечтаю подарить городу памятник Лермонтову. Если только дадут деньги на бронзу, всю работу сделаю бесплатно. Мечтаю поставить памятники Бетховену и другим деятелям искусства. Но пока все это мечты.
Есть и еще один очень важный для меня замысел. Помню, еще в 1990-е годы я всегда возмущался, почему на официальных мероприятиях, посвященных Великой Отечественной, не звучит песня «Вставай, страна огромная!». И только на параде в прошлом году дали ее не в усеченном виде, а полностью, от первого до последнего слова. У меня слезы льются, когда я ее слышу. Эта песня вдохновила меня на проект памятника, Я хочу, чтобы подрастающее поколение не забывало, какую страшную трагедию пережила наша страна. Я не могу даже сосчитать, сколько у меня погибло на той войне родных дядей: пятеро точно, кто-то еще пропал без вести. А всего их воевало 11. Отец мой был тяжело ранен. Мне говорят: «зачем это вам? Давайте лучше что-нибудь легкое, городскую скульптуру, например». Я отвечаю: «Вы извините, как я могу успокоиться, когда у меня погибло столько родни, и я так переболел этим?». Я не против, пусть кто-то делает легкую развлекательную скульптуру, но сам я, пока жив и пока есть силы, должен воспеть Великую Отечественную.